В Иерусалиме тоже есть такая. Улица Бен-Йегуды. Бен-Йегуда (Сын Иегуды) - такое новое имя принял Элеэзер Перельман, когда приехал в Иерусалим в 1881 году. Он предпринял громадные усилия для того, чтобы иврит снова стал разговорным, повседневным языком, и добился в этом успеха. Свидетельством тому улица Бен-Йегуды в Иерусалиме, по которой можно пройтись снизу вверх, от Сионской площади до улицы короля Георга, а потом обратно, разглядывая вывески на иврите и людей, говорящих, смеющихся, ругающихся и поющих на иврите.
Впрочем, в ходу здесь не только иврит. Сидя где-нибудь сбоку, под деревом, и наблюдая за улицей, услышишь и английский, и французский, и испанский. Китайский и японский тоже. Про русский и говорить нечего. Говорят, говорят на великом и могучем. И даже поют...
Про иерусалимских музыкантов раскажем как-нибудь отдельно. Тема большая и живописная. Бен-Йегуда - одна из улиц, облюбованных музыкантами, самодеятельными и не очень, для игры, пения и сбора денег.
Музыканты тусуются здесь всегда. И днем...
...и вечером.
Когда-то один художник, продающий свои работы здесь же, на Бен-Йегуде, пожаловался мне, что ему, бедняге, приходится выставлять свой товар вечером или в пятницу за несколько часов до начала субботы. Иначе муниципалитет оштрафует за торговлю без разрешения. Уличные же певцы считаются сборщиками подаяния, поэтому вольны петь в любое время, как птички Божьи.
Эта вот птичка, к примеру, поет по-французски и днем
и вечером. Громко поет.
В свое время, в самом начале 1990-х годов на улице Бен-Йегуда все знали одного "русского" дядечку, который стоял приблизительно в квартале выше Сионской площади и пел довольно приятным голосом русскую оперную классику. Подавали ему весьма охотно, и стал он в некотором роде местной достопримечательностью. Даже в журнале "National Geographic" поместили его фотографию и некоторые биографические сведения. Типа, профессор из Ленинграда, когда-то преподавал в Кораблестроительном институте, нынче поет на Бен-Йегуде.
Дядечка пел года полтора, ежедневно с перерывом на субботу и праздники, конечно. Потом исчез. Ну, мало ли чего не случается с человеком. О плохом думать не хотелось. Для себя я решил: переехал в другой город. В Ашдоде и в Нетании тогда можно было купить жилье по сносным ценам.
В Ашдод... Как бы не так! Через некоторое время рассказали мне о нем легенду, полностью выстроенную по законам жанра "Репатрианты о репатриантах". В соответствии с этой легендой дядечка и в самом деле был профессором Кораблестроительного института и большим любителем оперы. В годы студенчества он подрабатывал даже в хоре Мариинского театра, который тогда уже стал Кировским. Так что вполне профессиональный был любитель. Приехал он в Израиль в возрасте весьма солидном для научной работы. На вид тогда было ему лет 60-65. Опять же - кораблестроение отрасль для Израиля непрофильная. От кого узнал он, что петь на главной пешеходной улице Иерусалима не возбраняется - не знаю. Робости перед людьми он тоже не чувствовал - лектор, профессионал. Вот и запел. За несколько часов в день дяденька "напевал" приличную сумму, которой хватало не только на жизнь и съемную квартиру. Он также скопил себе изрядное количество долларов, на которые потом купил приличную квартиру в родном Петербурге, где ныне проживает в радости и довольстве.
О том, что история эта, скорее всего, легенда, свидетельствует сам сюжет, довольно четко выражающий настроения многих приехавших сюда в 1990-е годы из развалившегося Союза. Людей, как правило, пожилых, достигших "степеней известных" и жизнью уже утомленных. Но дяденьку этого я на Бен-Йегуде многократно видел и даже, кажется, впервые в Израиле, дал ему милостыньку. Целый шекель - немалые деньги тогда. Тем более, что в тот день меня впервые поперли с работы. Казалось бы, надо было начинать беречь каждую копейку. То есть агору. Между тем, после брошенного певцу шекеля настроение мое резко повысилось, сам не знаю почему. И я позволил себе еще одну непомерную трату - купил мороженный (frozen) йогурт в магазине на том же перекрестке. После чего решил, что катастрофы не произошло, а жизнь прекрасна.
Недаром профессиональные иерусалимские нищие (пожалуй, еще одна тема для рассказа!) гордо говорят, что выполняют важную общественную функцию: дают нам возможность совершить благодеяние. Кстати, про многих из них говорят, что люди они небедные, и у всех по два-три дома. Это уже другой канонический сюжет. А поскольку наш рассказ о кораблестроителе-певце и под этот канон без труда подходит, я тем более считаю его легендой.
Здесь же, на перекрестке улиц Бен-Йегуда и Лунц находится еще один пункт спасителей души. День деньской здесь дежурят хабадники. То что они - приверженцы любавичского ребе (человека в высшей степени замечательного, скончавшегося несколько лет назад) видно и по одежде, и по портрету их лидера, и по тому, чем они занимаются.
Дело в том, что каждый религиозный еврей (а нерелигиозных евреев не бывает - в иудаизме религия и образ жизни связаны так, что разорвать невозможно. Так же, как в исламе) должен хотя бы раз в день надеть тфилин. Тфилин - это кожаные коробочки со святыми текстами. Их надевают на голову и на правую руку, и произносят молитву, тем самым приближая к Богу и мысли, и дела.
Хабадники предоставляют возможность выполнить эту важную заповедь всем, кто еще не успел сделать это сегодня. Причем совершенно бесплатно. Хотя если кто желает выполнить заповедь помощи ближнему своему, копилки для этого - на столе.
Есть еще одно место, с которого удобно наблюдать за течением улицы Бен-Йегуда. Посередине по всему протяжению улицы находится "островок", где поставлены столики от находящихся рядом кафе. За столиками можно посидеть и просто так, никто не прогонит, но можно что-нибудь заказать и, заняв себя едой или питьем, продолжить наблюдение.
За одним из таких столиков, напротив ничем не примечательной забегаловки "Burger King" следует придаться размышлениям о том, как быстро проходит мирская слава. Совсем не так давно здесь находилось знаменитое иерусалимское кафе "Атара" ("Корона"), где, например, встретились герои одного из романов Амоса Оза.
В тот же день мы условились с Михаэлем встретиться вечером в кафе «Атара» на улице Бен-Иегуды. За окном бушевала настоящая буря, будто в неистовстве пробовала крепость иерусалимских стен.
В те времена еще не отменили продовольственные карточки. Нам подали эрзац-кофе и сахар в крошечных пакетиках.
В те времена еще не отменили продовольственные карточки. Нам подали эрзац-кофе и сахар в крошечных пакетиках.
(А.Оз Мой Михаэль)
Кафе это открылось в 30-е годы, и было любимо иерусалимской интеллигенцией. Для истории города и страны это кафе значило не меньше, чем подобного рода заведения в Будапеште, в Вене или в Париже. Но когда хозяева посчитали, что содержать заведение в центре Иерусалима им невыгодно, кафе закрылось. Памятник из него делать не стали.
Зато есть на Бен-Йегуде памятник другого рода, грустный. На таком же "островке" стоит фонтанчик с питьевой водой. Он посвящен памяти четырех девушек, погибших здесь летом 1999 года во время теракта, когда рядом с ними взорвался араб-террорист. Грустные слова о четырех птичках, улетевших в райский сад...
Улица Бен-Йегуда небольшая. Пройти ее снизу вверх - минут пятнадцать. В конце стоит дом, стена которого очень оригинально расписана одной французской фирмой, которая подобным же образом украшает дома в Париже. В 1990-е годы у муниципалитета нашлись на это деньги, и город украсили несколько оригинальных фресок.
А на прощание - один прелестный стишок, посвященный двум моим знакомым, иерусалимским музыкантам, которые, правда, на улице Бен-Йегуда не выступают.
Яше и Фиме Шапиро
Ни жара не бойся, ни студа,
ни ветра, слепящего нас.
На улице Бен-Иегуда
таинственный ангел - откуда? -
чего только нам ни припас.
Колдуя над корочкой хлебной,
вздыхая над жизнью земной,
зажег он фонарик волшебный,
раскрыл он словарик целебный,
с тобой говоря и со мной.
И мне среди этого чуда
которого не отнять,
на улице Бен-Иегуда,
средь шопота, гула и гуда,
счастливый конец сочинять!
(Рина Левинзон)
Ни жара не бойся, ни студа,
ни ветра, слепящего нас.
На улице Бен-Иегуда
таинственный ангел - откуда? -
чего только нам ни припас.
Колдуя над корочкой хлебной,
вздыхая над жизнью земной,
зажег он фонарик волшебный,
раскрыл он словарик целебный,
с тобой говоря и со мной.
И мне среди этого чуда
которого не отнять,
на улице Бен-Иегуда,
средь шопота, гула и гуда,
счастливый конец сочинять!
(Рина Левинзон)
Комментариев нет:
Отправить комментарий