И ску..., и гру..., и некомуру...
М.Ю.Лермонтов
Я поведу тебя в музей
С.В.Михалков
М.Ю.Лермонтов
Я поведу тебя в музей
С.В.Михалков
Ах, Наташа! Только утонченно-развращенный культурой человек может пойти в музей, когда на душе кошки скребут. Так сказать сублимировать свою тоску в культурное наследие. Поплакать над драгоценными экспонатиками и выйти, утешившись, на улицу, где всем почему-то весело.
Почему сегодня всем весело, ясно. На улице - день Независимости. Это, по сути дела, единственный собственно израильский праздник, а не традиционно еврейский. Может быть, поэтому это - единственный праздник, немного напоминающий праздники европейские. Здания украшены национальными флагами. Вечером - концерты на улицах и салют. Утром от Хайфы до Беэр-Шевы проносятся в небе реактивные самолеты. Ходят автобусы, и можно поехать хоть туда, хоть сюда, что в религиозные праздники сделать затруднительно. Народ кучкуется по паркам и рощам. Дымят мангалы. День жаренного мяса, да и только.
Казалось бы, душа, привыкшая к советским парадам должна более всего торжествовать в этот день. Входить, так сказать, в резонанс с праздничной державной нотой. Но вот резонанса, как раз и не было. Напротив, вылезло откуда-то дурацкое чувство непричастности ко всем этим торжествам. И к независимости. И к государству, которому исполнился 61 год, тоже. Шашлык-то можно и в другой день откушать!
При таком настроении в намерении сходить в музей было, и в самом деле, нечто очень оригинальное и декадентское. Благо, и идти было недалеко. На соседнюю улицу. И билет покупать не требовалось. Потому что музей было под открытым небом.
"Музей под открытым небом" - так назывался праздничный спектакль в одном из самых старых районов Иерусалима за стенами Старого города, Нахалат Шива ("Поселение семерых"). На девяти сценических площадках, которые размещались прямо на узких улочках звучали песни и крутилось кино "тех еще" лет. А еще разыгрывались сценки, содержание которых можно было понять даже при невеликом знании иврита и при некотором знакомстве с историей и предысторией Войны за Независимость.
Вот, к примеру, беседуют якобы в 1924 году, во времена британского мандата, Герберт Самуэль, представитель Ее величества королевы в Палестине и прибывший на открытие Еврейского университета Альберт Эйнштейн. Герберт Самуэль как павлин ярок и эклектичен. На нем плюмаж, который носили в середине 19-го века французские генералы, на темно-синем австрийском мундире - советские солдатские медали, а на ногах - резиновые сапоги, которые костюмеры позаимствовали, вероятно, у электриков.
Вот, к примеру, беседуют якобы в 1924 году, во времена британского мандата, Герберт Самуэль, представитель Ее величества королевы в Палестине и прибывший на открытие Еврейского университета Альберт Эйнштейн. Герберт Самуэль как павлин ярок и эклектичен. На нем плюмаж, который носили в середине 19-го века французские генералы, на темно-синем австрийском мундире - советские солдатские медали, а на ногах - резиновые сапоги, которые костюмеры позаимствовали, вероятно, у электриков.
Чтобы понимали зрители, два знаменитых представителя европейского еврейства ведут беседу на иврите, которого ни один, ни второй, конечно, не знали. Театральная условность. Из их беседы выясняется, что они как раз проблемой взаимопонимания обеспокоены. Герберт Самуэль готов говорить с выдающимся физиком по-английски либо по-французски. Для Эйнштейна родной язык - немецкий, и кое-как он может изъясняться по-французски. А английский он еще выучить не успел. Великий антрополог Гитлер в то время сидел в Мюнхенской тюрьме, благодаря чему Эйнштейну пока не нужно было бежать из родной Германии в Америку.
В беседу двух знаменитых людей вмешивается какой-то дядечка не разумеющий ни на одном из вышеперечисленных языков, зато говорящий на иврите с ужасным русским акцентом. И имя у него странное для здешних евреев: Ефим. С жаром русского революционера он призывает: в Палестине евреи должны говорить только на иврите.
В беседу двух знаменитых людей вмешивается какой-то дядечка не разумеющий ни на одном из вышеперечисленных языков, зато говорящий на иврите с ужасным русским акцентом. И имя у него странное для здешних евреев: Ефим. С жаром русского революционера он призывает: в Палестине евреи должны говорить только на иврите.
Метров через сто отсюда, на другой сцене, сидят три иерусалимца. Из тех, что жили вот в этих самых домах в сороковые года. Они мирно беседуют, периодически отпивая, как сами говорят, арак из бутылки с надписью "Смирнофф" Беседуют "за жизнь", за ту жизнь, что уже шестьдесят лет, как история, запечатленная и в именах улиц, и на страницах учебников.
Чтобы зрители не скучали, на каждой сцене скетчи сменялись песнями. За старыми иерусалимцами выступила певица и спела несколько песен на ладино. Ладино - замечательно красивый язык, язык "коренных" иерусалимских евреев. Знающий испанский, поймет его практически без перевода. Не удивительно. Кастильский диалект, лежащий в основе гордого языка благородных донов - это тот самый ладино, происходящий от латинского языка (потому и "ладино"). На нем говорили насельники Иберийского полуострова за полторы тысячи лет до короля Фердинанда и королевы Изабеллы, слегка разбавляя его ивритскими, а позже еще и арабскими словами.
Еще на одной площадке британский офицер ухаживал за молодой иерусалимской девушкой, их сменили танцоры бальных танцев и небольшой джазовый ансамбль: саксофонист, пианист, скрипач.
Но уж точно чемпионом зрительского внимания была седовласая тетушка в военной пилотке времен Войны за Независимость. Полчаса, не меньше, она пела песни тех дней. Собравшаяся немалая толпа прекрасно знала слова всех этих песен. Не подпевала, но сопереживала. А тетка наяривала вовсю. И пела она хорошо, и душу в старые эти наивные песни вкладывала нешуточно. Кибуцник с аккордеоном и дядечка-аккомпаниатор дополняли ее старания. Это было настолько хорошо, что захотелось заснять и песню и реакцию публики в движении и в дыхании.
Здесь же неподалеку произошла сценка, возможная, пожалуй, только в такой "деревенской" столице мира, как Иерусалим. По улице шел недавно избранный мэр города Нир Баркат. Словно Мороз-воевода дозором он обходил праздничные улицы. Баркат - относительно молодой человек. Прежде он был бизнесменом и одним из основателей компьютерной компании, начавшей производить одну из первых в мире антивирусных программ. Уже лет десять он - член столичного муниципалитета, а на недавних выборах стал мэром. От своих предшественников он получил наследство не очень завидное. Несмотря на это, Нир Баркат обещает сделать Иерусалим городом, удобным для жизни и приятным для посещения туристами. Городские празднества в честь дня Независимости - первые серьезные мероприятия после заступления на пост нового мэра.
Мэр, демократично улыбаясь, шел по улице в почти незаметном сопровождении двух охранников. Его узнавали, совали в руки деток и с тут же фотографировали. Развлекуха - так развлекуха.
А еще во всех окрестных пивных был в это время "happy hour". Закажи одну кружку и получи вторую бесплатно. После прогулки по "залам" Музея под открытым небом две кружки темного пива абсолютно изменили мое отношение к действительности. С чем и прошу меня поздравить.
Комментариев нет:
Отправить комментарий